Автор: Вера Горностаева
Заголовок: Святослав Рихтер
В человеческой жизни трудно определить в точном процентном выражении, что зависит от самого человека как творца собственной биографии. Но безусловно одно: решения, которые принимаются им на разных поворотах жизненного пути, его поступки в очень большой степени предопределяют, как сложится в конечном счете его судьба. Есть жизни прекрасные, как жизнь Чехова, которые как бы несут в себе определенный духовный заряд. Порой внешне совершенно спокойные, лишенные драматических событий, они дают нам примеры огромной нравственной силы, постоянной и каждодневной борьбы за свое право быть человеком, самому лепить свою биографию, владея судьбой, как скульптор владеет мрамором, умея отбросить все лишнее, ненужное, суетное. «Сколько надо отваги, чтоб играть на века...». Сколько надо отваги, чтобы не дать себя засосать обстоятельствам, не изменить себе, не разменять свои духовные ценности на себялюбие, самовыражение, борьбу за жизненные блага. Дар быть Человеком выше любого профессионального таланта. В искусстве исполнитель, наделенный этим даром, становится для своего поколения не просто знаменитым артистом, но и властителем дум.
О Святославе Рихтере написано очень много. И вместе с тем очень мало о том, что определяет эту на редкость последовательную, живущую своими законами биографию подлинного художника.
Одно слово необходимо, когда рассказываешь о нем: бескорыстие. Во всем, что делает Рихтер, всегда поражает полное отсутствие утилитарных целей. Студентом Московской консерватории он переиграл вместе с Анатолием Ведерниковым на собраниях студенческого кружка всю симфоническую литературу (в четырехручном переложении). Собраний научного студенческого общества состоялось около ста. Больше такого в истории консерватории не случалось. Об этом вспоминают до сих пор. Ставят в пример. Говорят: «Вот общественная работа!» А ему было просто интересно. Важно. Необходимо. И он вовлек всех, своей энергией заразив остальных. Нейгауз как-то сказал о нем в классе: «Слава играет лучше вас всех не только потому, что он одареннее. Но еще и потому, что он хочет больше вас всех!»
Способность Рихтера работать не укладывается в рамки обычных представлений о норме. Здесь, как мне кажется, проявляется неистовство, размах темперамента, отличающего Рихтера-художника. Бывали периоды в его жизни, когда он постоянно занимался ночами: дня не хватало. Как-то в Ленинграде после превосходного концерта он, наскоро поужинав, пошел в Малый зал филармонии и занимался там до трех часов ночи. А в десять утра следующего дня уже сидел за роялем. Такие случаи для него не исключение.
Когда я сталкиваюсь с этим изнуряющим, бесконечным, рассчитанным на железную выносливость трудом, мне почему-то всегда приходит в голову сравнение с Прометеем, добывающим людям огонь. Его неудержимость в работе поражает. И при этом какая страсть к совершенству, какая гениальная, точная режиссура целого! Словно его заставляет работать неутолимая жажда высказать то, что он слышит внутри себя. Все эти огромные миры, которые он носит в себе, требуют выхода, воплощения...
Интересно обратиться мысленно к прошлому и вспомнить совсем еще молодого Рихтера, дающего свои первые сольные концерты в Большом зале Московской консерватории. Вспомнить гигантский масштаб программ, сыгранных им в те годы, стихийную мощь его дарования, проявляющуюся во всем, что он играл.
Тогда, в те далекие годы, всех нас ошеломляла в его игре внутренняя сила и абсолютная непохожесть на все известные доселе эталоны. Мы еще не знали его. Мы открывали его для себя. Но было ясно одно: в концертную жизнь входил огромный художник.
Сейчас, когда он знаком и дорог нам всей неповторимостью своего артистического облика, мы относимся к нему иначе. Мы узнаем по первым же звукам характерные очертания его исполнительского почерка. Мы никогда его ни с кем не спутаем, потому что он на редкость индивидуален. Четко отшлифованы грани его собственного стиля. Наступила зрелость. И на смену юношеской дерзости, поистине демоническому темпераменту молодого Рихтера, пришло аскетическое самоограничение. Он укротил бури, клокотавшие в нем, и подчинил их своей дирижерской воле. Стали поистине бесконечными звуковые градации фортепиано. Беспредельно обогатилось его искусство...
Я не знаю пианиста, который совмещал бы с концертной деятельностью солиста столько различных форм музицирования. Постоянный, в течение многих лет, ансамбль с Н. Дорлиак, выступления с Д. Шафраном, Д. Ойстрахом, Д. Фишер-Дискау. Потребность в камерном музицировании никогда его не покидала. Но, главное, на каком художественном уровне все это происходит! Ведь каждый концерт неизгладимо запечатлен в памяти, и не хватает слов, чтобы передать совершенство этого искусства. Что им руководит в его желании аккомпанировать, участвовать в ансамблях? Я думаю, что просто он очень любит музыку. И ему мало одной лишь фортепианной литературы. Он слишком богато одарен, чтобы замкнуться на чем-нибудь одном.
Рихтер любит многое: живопись, литературу, оперу, театр. Любит активно и страстно. Отдыхая от игры на рояле, он ходит в театр и в полутьме пустого зрительного зала сидит и слушает репетицию. Он очень любит маленькие домашние спектакли, которые разыгрываются в его квартире. К нему в гости приходит много артистической молодежи. Это гостеприимный хозяин открытого для многих дома.
У него хватает времени и энергии на удивительные, с утилитарной точки зрения, поступки. Например, устраивать у себя дома художественные выставки. Самому развешивать картины, заботясь об освещении, при котором они больше всего выиграли бы, подготавливая свою самую большую комнату и обстановку в ней таким образом, чтобы все соответствовало духу картин; внося в то, что он делает, свой вкус, темперамент; приглашая затем на осмотр этой выставки, ведя по ней каждого, кто приходит (а их много), комментируя, наблюдая за впечатлениями, которые производят картины на гостя.
Рихтер — человек, мышление которого совершенно не задето штампами времени. Оно вне заученных категорий, и именно потому оно свободно и естественно. Его вкус безошибочен, как и абсолютный слух музыканта. В общении с ним немыслимы пошлость, вульгарность. Он умеет игнорировать как нечто чуждое и неинтересное все проявления суетности в человеке. Может быть, именно поэтому при нем совершенно невозможно злословие. Течение разговора, который покатился в это русло, непременно будет изменено его незаметным, но влиятельным вмешательством. Очень характерная особенность Рихтера — умение использовать свой громадный авторитет во имя добра. Можно вспомнить много примеров конкретной помощи Рихтера молодым талантливым музыкантам, которые сталкивались с какими-либо трудностями на своем артистическом пути. Помощи активной, настойчивой, упорной. В тесной связи с этой чертой характера и другая: все люди, которые когда-либо сыграли свою добрую роль в его судьбе, отмечены его душевной щедростью, его теплотой, его пожизненной благодарностью. Он не забывает добро.
После смерти Генриха Густавовича Нейгауза, ровно год спустя, Святослав Рихтер играл в Большом зале сонаты Бетховена и, верный себе во всем, не разрешил напечатать в афишах «Вечер памяти Г. Г. Нейгауза». Было ясно и так. Настроение этого концерта было неповторимым по своей значительности. Каждый, кто сидел тогда в зале, не мог не почувствовать, что это особый концерт, что не нужны никакие объявления в афишах. Казалось, учитель незримо присутствует на концерте своего любимейшего ученика...
А спустя несколько лет я была приглашена на квартиру Рихтера 12 апреля, в день рождения Г. Г. Нейгауза. Этот вечер тоже не назывался «памяти Нейгауза». Рихтер собрал у себя его учеников. На рояле стояли цветы и фотографии Генриха Густавовича различных периодов жизни. Слушали пластинки Нейгауза. Потом Рихтер читал нам отрывки из неоконченной автобиографии Генриха Густавовича. Разговор невольно возвращался к вечно живой для нас теме — мы вспоминали многое, связанное с жизнью класса, с личностью нашего учителя. Я не помню, когда мы разошлись, но у всех осталось ощущение сокровенного общения, связанного с памятью очень дорогого нам всем человека. Все настроение этой встречи, с самого начала невольно подсказанное Рихтером, заставило всех нас пережить что-то очень серьезное...
В его решениях и делах всегда проявляются точные и никем не навязанные жизненные критерии. Только так, и никогда иначе. Именно это неизменное следование внутреннему голосу долга определяет логику его поступков. Когда Рихтер отплывал в Японию, в порту его провожали педагоги из музыкальной школы рыбаков. Он дал им обещание на обратном пути встретиться с учениками школы и выступить для них с бесплатным концертом. Но шестнадцатичасовая качка на обратном пути так вымотала пианиста, что всем стало ясно — ни о каком концерте и речи не может быть. А в порту уже встречали ребята, и вопреки всему Рихтер принял решение играть. И так всегда и во всем. Он хозяин своего слова, кому бы он ни дал его — ученикам Центральной музыкальной школы или Гнесинской десятилетки, студентам консерватории или слушателям самых отдаленных городков. Он всегда выполняет свои обещания.
Что заставляет его быть таким? Откуда это бескорыстие, чистота и высота его искусства? Как ему удалось сохранить в себе этот Прометеев огонь? Феноменальный талант музыканта в сочетании с огромной нравственной силой личности определили его жизнь, которая во всем была и остается бескомпромиссной жизнью художника, отданной служению людям.
“Люди искусства – герои социалистического труда”.
Изд-во “Искусство”, М.: 1980
|