Статьи о Рихтере
Добавлено: Вт ноя 14, 2006 2:45 pm
В этом потоке я буду выкладывать статьи о Рихтере, которые по каким-либо причинам мы не стали публиковать в "теле" сайта.
Начну со статьи Леонида Гольдина "Музыкант века". Она изобилует советской риторикой, но написана живым языком...
"Рихтер... В ярчайшем созвездии мастеров музыкальной культуры он, неоспоримо, звезда первой величины. Однако разве сфера его сияния и притяжения ограничена только музыкой? Нет, пусть и бесконечны ее просторы, Рихтер — крупнейшая артистическая фигура нашего времени, не только достояние музыкального исполнительства. Исполнение Рихтера перекладывать на слова рискуют не многие критики. И это похоже на то, как ведут себя слушатели после его концертов — разговоров с привычными хлесткими оценками, как правило, не бывает.
В самом деле, что скажешь? Талантливо, фантастично, гениально — все это разобрано, с таким набором сегодня к вундеркиндам и победителям конкурса обращаются. А какие же слова найти для Рихтера? Немалые затруднения и у журналистов, которые хотели бы рассказать, как живет, как работает Рихтер. Одно из серьезнейших препятствий — сакраментальное предупреждение жаждущим встречи: «Мои интервью — моя музыка». И еще жена Святослава Теофиловича Нина Львовна Дорлиак, прекрасный музыкант, профессор, сумевшая совместить рафинированную интеллигентность со стоической бескомпромиссностью, необходимой для того, чтобы оградить свой дом от суетного и необязательного. Вот и плодятся публикации, нередко постижению личности и творчества артиста отнюдь не способствующие.
Один из мифов: Рихтер осознанно культивирует суверенное, автономное бытие, ограждает себя от общественных взаимозависимостей, отвергает дискуссии, любые формы включенности в институциализированные организации. На первый взгляд, есть для этих суждений определенные основания. Нигде не председательствует, не заседает в жюри, комиссиях, не профессорствует в консерватории, не дает рекомендаций, никого не одобряет и не порицает на конференциях и совещаниях. За многолетнюю исполнительскую практику никогда не вел борьбы за престижные гастрольные маршруты. Не вникает в финансовую сторону своей деятельности — так было и во времена жизни в «коммуналках», так и теперь, когда валютные поступления от его зарубежных гастролей могут быть сопоставлены с экспортными доходами иного министерства.
Что же, и в самом деле живет он сам по себе, никого не подпуская к внутреннему своему миру, жестко ограничивая свои отношения с социальным окружением? Вот типичнейший случай, когда очевидное бесконечно далеко от сущности, реальности. Хотя и понимаем мы сегодня лучше, чем когда бы то ни было ранее, что многоговорение, непременное присутствие, незамедлительные отклики «по поводу» могут иметь мало общего с подлинной гражданственностью, с активной жизненной позицией, представления наши все еще цепко держатся за трафаретные критерии социальных оценок.
То, что сделал, то, чего достиг в главном деле своей жизни Рихтер, — вот что должно быть критерием оценки масштабов его общественного значения, влияния на эстетические и этические представления нашего времени. Это имя стало эталоном вершинных творческих достижений и для всей социалистической культуры, и для каждого человека, в какой бы области он ни работал. Это имя — символ подлинного служения своему делу, антитеза косности, рутине, догмату.
А почему бы прямо не сказать о важнейшем политическом значении творчества Рихтера? На протяжении всей истории существования социалистического общества наши политические противники без устали твердят, что здесь нет благоприятных условий для свободного творческого развития, для самовыражения художника. Случая не пропустят, чтобы не припомнить нам «Бесов» Достоевского: «Мы всякого гения потушим в младенчестве. Все к одному знаменателю, полное равенство». И скажем прямо — все наши усилия в сфере высокой методологии оказались бы малоубедительными, культурологические концепции — умозрительными, если бы мы не могли подкрепить свои выводы реальными достижениями социалистического искусства. Творчество Рихтера — в числе самых убедительных наших аргументов: свою политическую миссию он достойно выполняет перед лицом всего мира. Выдающийся музыкант, педагог Вана Клиберна Розина Левина после выступления Рихтера в Нью-Йорке писала: «Такого мастера, как Святослав Рихтер, могла взрастить и выпестовать лишь лучшая музыкальная школа, какую знает мир. А таковой, несомненно, является русская, советская пианистическая школа с ее богатыми классическими традициями, огромным опытом и великолепными педагогами».
Огромно общественное значение Рихтера и в борьбе с антикультурными тенденциями. Миф о смерти искусства в век атома и электроники также не может быть опровергнут умозрительно, тем более, что питается он не только кризисом буржуазной культуры, но и рядом негативных явлений в нашей жизни. В то время, когда порой и заслуженный композитор или исполнитель, отчаявшись бороться с пустующими залами, находит утешение в рассуждениях о том, что классика не вполне соответствует времени и что рок-ансамбль этого соответствия достигает с большим успехом, особенно важно на деле показать, какая неиссякаемая духовная сила в подлинном, неподвластном эрозии искусстве. Итак, вопреки тому, что видится при поверхностном взгляде, общественные взаимосвязи Рихтера активны и многообразны. Легендами и загадками заполнены и представления о личности Рихтера. Каков он: не от мира сего, гениальный, универсально развитый, ведущий диалог со всем миром ребенок, возрасту неподвластный? Или, напротив, умудренный опытом, все знающий и понимающий, умело манипулирующий нашими сокровенными переживаниями? Безразличен ко всему, что прямого отношения к его мастерству не имеет? Чтобы ответить на эти вопросы, нужны факты, доказательства. Сколько угодно, и самых разных! Нет, не легенда, что он несколько концертных вечеров перелистывал ноты двадцатилетнему пианисту и вознес его тем на высоту популярности, о которой и мечтать немыслимо. Причем молодой музыкант и в малой степени не может рассматриваться как ученик Рихтера не только потому, что в обыденном смысле этого слова учеников у него никогда не было, но и поскольку этот исполнитель и у рояля, и в жизненной практике идет путем, эпатирующе отрицающим принципы маэстро. И в ансамбль для совместной игры Рихтер может пригласить не только музыкантов масштаба Башмета, Кагана или Гутман. Значит, терпим, снисходителен, заботлив? Но вот яркий пианист, с кем маэстро не только профессиональная деятельность связывает, нуждающийся сегодня в поддержке, приходит на «Декабрьские вечера» только слушателем, и который год престижных гастролей не получает. А что бы, казалось, стоило позвонить кому надо, замолвить слово... А сколько пап и мам годы жизни безрезультатно потратили, чтоб Рихтер хотя бы послушал их ребенка. Не слушает! Какие выводы здесь сделаешь? Хотелось бы лишь предостеречь от поспешных. Нет сегодня исполнителя классики, которому бы не помог Рихтер. Прежде всего — прокладывая пути в немыслимые ранее высоты ее постижения. Формируя позитивное общественное отношение, глубочайшее уважение к «серьезной» музыке. А когда возникла настоятельная необходимость поддержать большого мастера, Рихтер не оставался в стороне. В трудный для нашей музыкальной жизни 1948 год, в пору неумной «борьбы с формализмом», вопреки «советам инстанций» Рихтер и Дорлиак исполнили вокальный цикл Прокофьева на стихи Бальмонта! («Инстанции» сделали правильные выводы. Больше никто и никогда подобных советов Рихтеру не давал.) Он сохранил дружескую привязанность к Пастернаку и в самые трудные годы. Провожая поэта в последний путь, Рихтер играл Шопена. А недавно, пожалуй, впервые в жизни, он вошел в состав комиссии по творческому наследию Бориса Леонидовича. Такая гражданская позиция не имеет ничего общего с корпоративностью, протежированием, к сожалению, столь распространенными в среде деятелей искусства. Очень непросты ставшие легендарными, непредсказуемыми отношения Рихтера с публикой. Похоже, что в отношениях с ней он соблюдает немалую дистанцию. В последние годы трудно сказать наверняка, что, где, когда и для кого будет играть Рихтер. Зато в небольшом сибирском городке, в непритязательном, для танцев и кинопоказа построенном клубе вдруг зазвучит музыка великого мастера. И Рихтер позвонит в Москву и опровергнет миф о том, что реакции публики он не замечает, и с восторгом сообщит, как слушают Гайдна и Шумана люди в рабочих спецовках. Так рухнет и другой миф о том, что «Декабрьские вечера» придумал он с Ириной Антоновой из элитарных притязаний и что двести избранных в Белом зале Пушкинского музея ему милей, чем две тысячи жаждущих встречи в Большом консерваторском. В чем же тогда все-таки важнейшая причина его всемирного признания? Может быть, в глубоком постижении «человеческой природы», «вечных» истин и ценностей? Думается, причины здесь те, которые всех нас объединяют в отношении к Моцарту и Пушкину. Пожалуй, наиболее верно «загадку Рихтера» решил Генрих Нейгауз: «Он не только многого требует от слушателя, но много ему доверяет: он верит, что слушатель способен на высокие мысли и чистые чувства... Мне кажется, что неслыханный успех Рихтера у любой аудитории коренится именно в этом доверии к лучшим сторонам человеческой души».
Как ни уникален судьбою и дарованием Рихтер, но многому, очень многому учит нас его пример. Первый урок — урок всепобеждающей силы творческого труда, нескончаемой ни на миг духовной и физической работы. О духе все ясно, но стоит сказать и о физических нагрузках. Это не только десять, а то и более часов в день у рояля. Маршрут одной его поездки охватил чуть ли не сто городов Поволжья, Сибири, Дальнего Востока, Японии, порой бывало по нескольку выступлений в день. С предельной отдачей, без какой бы то ни было скидки на условия, самочувствие, неподготовленность публики. В чем же источник неиссякаемой энергии Героя Социалистического Труда Рихтера? Мы видим: творческий, дающий возможность самовыражения, самоутверждения труд— величайшее благо, он не в тягость, сколь бы ни был напряжен. Радость и вдохновение, которые несет такой труд, — важнейшие условия непрерывного, предела не имеющего духовного и физического расцвета личности. Другой важнейший урок Рихтера — народного артиста СССР — состоит в том, что в единстве с судьбою своего народа, в неустанной заботе о высших интересах, в данном случае — о подъеме духовной культуры, подлинный смысл жизни и главное условие становления выдающейся личности. Есть и еще ряд полезных уроков, к которым стоит отнестись со вниманием. Человеку свойственно искать признания, не грешно ему мечтать и о славе своего имени. Поучительно то, что авторитет и всемирная известность лауреата Ленинской премии Рихтера отнюдь не обусловлена его формальным статусом и привилегиями, они завоеваны исключительно трудом и талантом. Поэтому его всевластие не принижает, а возвышает нас, мы покорены им и счастливы этой зависимостью. Всем, кто хотел бы такого признания, жаждущим славы, нужно помнить совет Достоевского: «Станьте солнцем — вас все заметят». Рихтер подтверждает реалистическую силу этого совета."
Леонид Гольдин, профессор, доктор философских наук
Начну со статьи Леонида Гольдина "Музыкант века". Она изобилует советской риторикой, но написана живым языком...
"Рихтер... В ярчайшем созвездии мастеров музыкальной культуры он, неоспоримо, звезда первой величины. Однако разве сфера его сияния и притяжения ограничена только музыкой? Нет, пусть и бесконечны ее просторы, Рихтер — крупнейшая артистическая фигура нашего времени, не только достояние музыкального исполнительства. Исполнение Рихтера перекладывать на слова рискуют не многие критики. И это похоже на то, как ведут себя слушатели после его концертов — разговоров с привычными хлесткими оценками, как правило, не бывает.
В самом деле, что скажешь? Талантливо, фантастично, гениально — все это разобрано, с таким набором сегодня к вундеркиндам и победителям конкурса обращаются. А какие же слова найти для Рихтера? Немалые затруднения и у журналистов, которые хотели бы рассказать, как живет, как работает Рихтер. Одно из серьезнейших препятствий — сакраментальное предупреждение жаждущим встречи: «Мои интервью — моя музыка». И еще жена Святослава Теофиловича Нина Львовна Дорлиак, прекрасный музыкант, профессор, сумевшая совместить рафинированную интеллигентность со стоической бескомпромиссностью, необходимой для того, чтобы оградить свой дом от суетного и необязательного. Вот и плодятся публикации, нередко постижению личности и творчества артиста отнюдь не способствующие.
Один из мифов: Рихтер осознанно культивирует суверенное, автономное бытие, ограждает себя от общественных взаимозависимостей, отвергает дискуссии, любые формы включенности в институциализированные организации. На первый взгляд, есть для этих суждений определенные основания. Нигде не председательствует, не заседает в жюри, комиссиях, не профессорствует в консерватории, не дает рекомендаций, никого не одобряет и не порицает на конференциях и совещаниях. За многолетнюю исполнительскую практику никогда не вел борьбы за престижные гастрольные маршруты. Не вникает в финансовую сторону своей деятельности — так было и во времена жизни в «коммуналках», так и теперь, когда валютные поступления от его зарубежных гастролей могут быть сопоставлены с экспортными доходами иного министерства.
Что же, и в самом деле живет он сам по себе, никого не подпуская к внутреннему своему миру, жестко ограничивая свои отношения с социальным окружением? Вот типичнейший случай, когда очевидное бесконечно далеко от сущности, реальности. Хотя и понимаем мы сегодня лучше, чем когда бы то ни было ранее, что многоговорение, непременное присутствие, незамедлительные отклики «по поводу» могут иметь мало общего с подлинной гражданственностью, с активной жизненной позицией, представления наши все еще цепко держатся за трафаретные критерии социальных оценок.
То, что сделал, то, чего достиг в главном деле своей жизни Рихтер, — вот что должно быть критерием оценки масштабов его общественного значения, влияния на эстетические и этические представления нашего времени. Это имя стало эталоном вершинных творческих достижений и для всей социалистической культуры, и для каждого человека, в какой бы области он ни работал. Это имя — символ подлинного служения своему делу, антитеза косности, рутине, догмату.
А почему бы прямо не сказать о важнейшем политическом значении творчества Рихтера? На протяжении всей истории существования социалистического общества наши политические противники без устали твердят, что здесь нет благоприятных условий для свободного творческого развития, для самовыражения художника. Случая не пропустят, чтобы не припомнить нам «Бесов» Достоевского: «Мы всякого гения потушим в младенчестве. Все к одному знаменателю, полное равенство». И скажем прямо — все наши усилия в сфере высокой методологии оказались бы малоубедительными, культурологические концепции — умозрительными, если бы мы не могли подкрепить свои выводы реальными достижениями социалистического искусства. Творчество Рихтера — в числе самых убедительных наших аргументов: свою политическую миссию он достойно выполняет перед лицом всего мира. Выдающийся музыкант, педагог Вана Клиберна Розина Левина после выступления Рихтера в Нью-Йорке писала: «Такого мастера, как Святослав Рихтер, могла взрастить и выпестовать лишь лучшая музыкальная школа, какую знает мир. А таковой, несомненно, является русская, советская пианистическая школа с ее богатыми классическими традициями, огромным опытом и великолепными педагогами».
Огромно общественное значение Рихтера и в борьбе с антикультурными тенденциями. Миф о смерти искусства в век атома и электроники также не может быть опровергнут умозрительно, тем более, что питается он не только кризисом буржуазной культуры, но и рядом негативных явлений в нашей жизни. В то время, когда порой и заслуженный композитор или исполнитель, отчаявшись бороться с пустующими залами, находит утешение в рассуждениях о том, что классика не вполне соответствует времени и что рок-ансамбль этого соответствия достигает с большим успехом, особенно важно на деле показать, какая неиссякаемая духовная сила в подлинном, неподвластном эрозии искусстве. Итак, вопреки тому, что видится при поверхностном взгляде, общественные взаимосвязи Рихтера активны и многообразны. Легендами и загадками заполнены и представления о личности Рихтера. Каков он: не от мира сего, гениальный, универсально развитый, ведущий диалог со всем миром ребенок, возрасту неподвластный? Или, напротив, умудренный опытом, все знающий и понимающий, умело манипулирующий нашими сокровенными переживаниями? Безразличен ко всему, что прямого отношения к его мастерству не имеет? Чтобы ответить на эти вопросы, нужны факты, доказательства. Сколько угодно, и самых разных! Нет, не легенда, что он несколько концертных вечеров перелистывал ноты двадцатилетнему пианисту и вознес его тем на высоту популярности, о которой и мечтать немыслимо. Причем молодой музыкант и в малой степени не может рассматриваться как ученик Рихтера не только потому, что в обыденном смысле этого слова учеников у него никогда не было, но и поскольку этот исполнитель и у рояля, и в жизненной практике идет путем, эпатирующе отрицающим принципы маэстро. И в ансамбль для совместной игры Рихтер может пригласить не только музыкантов масштаба Башмета, Кагана или Гутман. Значит, терпим, снисходителен, заботлив? Но вот яркий пианист, с кем маэстро не только профессиональная деятельность связывает, нуждающийся сегодня в поддержке, приходит на «Декабрьские вечера» только слушателем, и который год престижных гастролей не получает. А что бы, казалось, стоило позвонить кому надо, замолвить слово... А сколько пап и мам годы жизни безрезультатно потратили, чтоб Рихтер хотя бы послушал их ребенка. Не слушает! Какие выводы здесь сделаешь? Хотелось бы лишь предостеречь от поспешных. Нет сегодня исполнителя классики, которому бы не помог Рихтер. Прежде всего — прокладывая пути в немыслимые ранее высоты ее постижения. Формируя позитивное общественное отношение, глубочайшее уважение к «серьезной» музыке. А когда возникла настоятельная необходимость поддержать большого мастера, Рихтер не оставался в стороне. В трудный для нашей музыкальной жизни 1948 год, в пору неумной «борьбы с формализмом», вопреки «советам инстанций» Рихтер и Дорлиак исполнили вокальный цикл Прокофьева на стихи Бальмонта! («Инстанции» сделали правильные выводы. Больше никто и никогда подобных советов Рихтеру не давал.) Он сохранил дружескую привязанность к Пастернаку и в самые трудные годы. Провожая поэта в последний путь, Рихтер играл Шопена. А недавно, пожалуй, впервые в жизни, он вошел в состав комиссии по творческому наследию Бориса Леонидовича. Такая гражданская позиция не имеет ничего общего с корпоративностью, протежированием, к сожалению, столь распространенными в среде деятелей искусства. Очень непросты ставшие легендарными, непредсказуемыми отношения Рихтера с публикой. Похоже, что в отношениях с ней он соблюдает немалую дистанцию. В последние годы трудно сказать наверняка, что, где, когда и для кого будет играть Рихтер. Зато в небольшом сибирском городке, в непритязательном, для танцев и кинопоказа построенном клубе вдруг зазвучит музыка великого мастера. И Рихтер позвонит в Москву и опровергнет миф о том, что реакции публики он не замечает, и с восторгом сообщит, как слушают Гайдна и Шумана люди в рабочих спецовках. Так рухнет и другой миф о том, что «Декабрьские вечера» придумал он с Ириной Антоновой из элитарных притязаний и что двести избранных в Белом зале Пушкинского музея ему милей, чем две тысячи жаждущих встречи в Большом консерваторском. В чем же тогда все-таки важнейшая причина его всемирного признания? Может быть, в глубоком постижении «человеческой природы», «вечных» истин и ценностей? Думается, причины здесь те, которые всех нас объединяют в отношении к Моцарту и Пушкину. Пожалуй, наиболее верно «загадку Рихтера» решил Генрих Нейгауз: «Он не только многого требует от слушателя, но много ему доверяет: он верит, что слушатель способен на высокие мысли и чистые чувства... Мне кажется, что неслыханный успех Рихтера у любой аудитории коренится именно в этом доверии к лучшим сторонам человеческой души».
Как ни уникален судьбою и дарованием Рихтер, но многому, очень многому учит нас его пример. Первый урок — урок всепобеждающей силы творческого труда, нескончаемой ни на миг духовной и физической работы. О духе все ясно, но стоит сказать и о физических нагрузках. Это не только десять, а то и более часов в день у рояля. Маршрут одной его поездки охватил чуть ли не сто городов Поволжья, Сибири, Дальнего Востока, Японии, порой бывало по нескольку выступлений в день. С предельной отдачей, без какой бы то ни было скидки на условия, самочувствие, неподготовленность публики. В чем же источник неиссякаемой энергии Героя Социалистического Труда Рихтера? Мы видим: творческий, дающий возможность самовыражения, самоутверждения труд— величайшее благо, он не в тягость, сколь бы ни был напряжен. Радость и вдохновение, которые несет такой труд, — важнейшие условия непрерывного, предела не имеющего духовного и физического расцвета личности. Другой важнейший урок Рихтера — народного артиста СССР — состоит в том, что в единстве с судьбою своего народа, в неустанной заботе о высших интересах, в данном случае — о подъеме духовной культуры, подлинный смысл жизни и главное условие становления выдающейся личности. Есть и еще ряд полезных уроков, к которым стоит отнестись со вниманием. Человеку свойственно искать признания, не грешно ему мечтать и о славе своего имени. Поучительно то, что авторитет и всемирная известность лауреата Ленинской премии Рихтера отнюдь не обусловлена его формальным статусом и привилегиями, они завоеваны исключительно трудом и талантом. Поэтому его всевластие не принижает, а возвышает нас, мы покорены им и счастливы этой зависимостью. Всем, кто хотел бы такого признания, жаждущим славы, нужно помнить совет Достоевского: «Станьте солнцем — вас все заметят». Рихтер подтверждает реалистическую силу этого совета."
Леонид Гольдин, профессор, доктор философских наук