Юрий Борисов. По направлению к Рихтеру: 1979-1983

Рихтер учил d-moll'ный этюд-картину Рахманинова. В одном месте, как он выразился, у него не хватало рук. "Тот, кто будет переворачивать ноты, должен незаметно нажать нижнее "ре" и держать его два такта. Для этого нужно тренировать загораживание клавиатуры. Я загораживаю, вы нажимаете". Мы потренировали пять раз, и Рихтер остался доволен. "Теперь подождите в столовой еще часик.."

В столовой была новая экспозиция. Прямо над столом висел портрет Нейгауза работы К.К. Магалашвили. Нина Львовна готовилась к ужину. Рихтер появился в сером пиджаке и синем галстуке. "Это потому, что вы пришли в пиджаке и галстуке!" - пояснил Святослав Теофилович.

В портрете Нейгауза поразительная удача сходства. Полное слияние со звуком, буквально слышимым. Может быть, это одно из интермеццо Брамса?

Ешьте сосиски. Сейчас Нина Львовна еще сварит. Жаль, нет пива, а так бы и у нас получился Брамс Пиво и сосиски - это Брамс. Вообще что-то сразу от Вены. Папа все об этом знал, потому что дружил со Шрекером. Он в то время писал свою лучшую оперу "Дальний звон". Потом даже приезжал в Ленинград ей дирижировать.

Шрекер все время вводил в либретто эротику. У папы был еще клавир другой его оперы "Игрушка и Принцесса". Я помню, что когда мы играли ее, папа вдруг остановился и сказал очень резко: "Ну, вот опять... Это он под влиянием Шилле".

Эгон Шилле - талантище! Один из первых писал обнаженную натуру в очень уж неприглядных позах. Совсем откровенных. И все преимущественно пролетариат с грязноватой кожей. Папе это не нравилось. Они со Шрекером спорили. Тот доказывал, что и Вагнер тяготел к натурализму, и Шекспир.

Была какая-то скандальная постановка "Сна в летнюю ночь", где Пак, совершенно голый, налепливал на себя большущий нос, грудь и прочие части. А Титания так завалилась на осла, что кто-то в зале не выдержал и завопил: "Так это же скотоложство!"

Все-таки в театре обнаженная натура - моветон, а в кино можно. Пазолини ведь это умел. Вся трилогия у него очень яркая, ренессансная. Потому что в кино это как ожившая фреска, есть момент отстранения.

Между кино и театром примерно такая же разница, как между концертным исполнением и студийным.

О культах Аполлона и Диониса нам рассказывал Лео Абрамович Мазель. Сколько у него было талантов: литературных, математических! Он учил как эти культы в себе совмещать. От Аполлона взять ratio, высокомерие, трезвую голову. (Только не анализ! - этого я терпеть не могу). В дионисийстве важен напор, опьянение от искусства и жизни. Приводил в пример Брамса - как в нем все сочеталось.

Еще очень важно: мужское и женское. Это, как на весах, все зависит от композитора. Бетховен - брутален. Как десять быков Аписов! Но Моцарта, Шопена, Дебюсси, как Бетховена, не сыграешь. Тут больше женственности, даже фригидности. А в Брамсе (опять этот Брамс!) какая-то середина. Он как пуп Земли.

Обидно, что так мало полов. Для людей искусства это страшно мало. Могло быть больше, скажем, восемь с половиной.

Ниночка, мы хотим продегустировать китайское яйцо. С гнильцой. Никогда не пробовали? Оно долго лежит в земле, а потом его едят. В первый раз я тоже зажимал нос.

Вот концерт Брамса. У него ведь есть "программа". Я ее разгадал только тогда, когда побывал в Дельфах. Этот концерт про жизнь Аполлона. Оттого он такой величественный, этот концерт, главный. Я его по-другому играть стал, когда это меня осенило.

Валторновая тема и первая каденция - рождение. Аполлон выскакивает из колыбели. Взрослый. Для меня очень важно, что сразу взрослый. Не тратить же время на всякие пеленки, воспитание!

У Стравинского и Баланчина "Аполлон" - лучший балет. А Мравинский лучше всех им дирижирует. Рождение и кода производят самое сильное впечатление - музыка у Мравинского как будто стекает с кончиков пальцев.

Все, что происходит в первой части - это Agon, состязание. Аполлон соревнуется с Марсием. Сдирает с него кожу за то, что тот глуп и лезет на рожон.

У меня было два случая, когда я участвовал в соревнованиях: в 45-ом году как исполнитель. И еще на Первом конкурсе Чайковского как член жюри - но это, пожалуй, неинтересно.

На Всесоюзном конкурсе премию присудили мне и Мержанову. Он только что демобилизовался из армии, имел мало времени на подготовку, ну и все такое... На самом деле я соревновался не с ним. Я взял в программу Восьмую сонату Прокофьева, которую только что сыграл Гилельс. Сыграл хорошо, но мне нужно было доказать, что это не просто хорошая соната, а самая большая вершина оракулов. Собрать всех мыслителей - Аристотеля, Пифагора - и получится Восьмая соната. Но тогда у меня это не получилось.

В разработке первой части - тоже соревнование. Между Аполлоном и Гиацинтом в метании диска. В Дельфах до сих пор стадион сохранился, на самой вершине, и даже места для зрителей... Именно там все и было. Аполлон рассек Гиацинту лоб; тот, бедняга, иссякал кровью. И тогда Аполлон превратил его в цветок... Все это есть и в нотах: вот эта модуляция из As-dur в a-moll, затем секстаккорд F-dur... Уже прорезается цветок. Композиторское чудо, которое нужно не только слышать, но и видеть... иметь на него нюх. Даже эти перебрасывания диска - вот, тоже в нотах!

Действие уже давно переместилось из столовой в Большой зал, к роялю. Рассказ Рихтера дополняется показом обеих партий - и фортепьянной, и оркестровой. Только не ясно, от чьего лица ведется рассказ - Рихтера, Брамса или... Аполлона?

Вторая часть: воинственный Аполлон. Несущий смерть. Убивает змея - ну, за это его осуждать нельзя. А вот за что детишек Ниобеи угрохал? Да еще руками сестрицы...

Он совсем не такой, как у Перуджино. Слишком рафинированный, надменный. Аполлон у Пикассо - это другое дело. Такой Геракла "под орех" разделает, и музы будут счастливы.

У вас уже есть муза? Обязательно заведите. Какую себе вообразите, такая и будет. Вообразите покрепче, с мускулами, чтобы за вас постоять могла.

У меня уже муза утомленная, не первой молодости. Тяжело дышит - я это чувствую, когда колышется занавеска. Это "Сидящая клоунесса Ша-Ю-Као". Лотрековская муза, я долго ее добивался. И сейчас она согласилась перейти ко мне.

Третья часть: Аполлон - оракул. У него был дар все предвидеть.

Пазолини в "Царе Эдипе" снял очень сильную сцену - с оракулом. Но еще сильней у Куросавы с ведьмой. "Трон в крови" - это переделанный "Макбет". Я сам никаких транскрипций не играю, но у Куросавы самые любимые фильмы - именно "переделки": и "Идиот", и "На дне".

Мой друг в Вене ужасно просил зайти в один дом. Я предчувствовал что-то неладное... Оказалось - спиритки! Склонились над столом, двигают блюдце. Атмосфера не из приятных. Они помешаны на Моцарте, хотят с ним пообщаться. Но, видно, так ему надокучили, что он уже не является. Кому-то пришло в голову пригласить меня, чтобы я его вызвал. Мне это не очень приятно и потом... почему непременно Моцарта? Я с ним часто за роялем общаюсь. Если уж вызывать, то Вагнера. Они ни в какую!

Умоляют: ну, просто посидите... в другой комнате. Вот вам конфетки - и угощают этим шоколадом. Это же издевательство над Моцартом - самые невкусные в мире конфеты! Но что вы думаете - Моцарт им ответил! А спрашивали какую-то чепуху: пианистка не знала, что делать с каденциями в C-dur'ном концерте. Между прочим, и я не знаю. Но сколько из-за этого шуму!..

Четвертая часть: амурные похождения. Здесь Аполлон очень милый... Но невезучий. Кажется, как и Брамс. Дафна его отвергла. Вот посмотрите, бежит от него, задыхается... Кассандра открыто изменяла! Тогда он приказал музе - той, что со свитком, Каллиопе - родить ему сына. Использование служебного положения - так это называется?

Все кончается хорошо: рождается на свет Орфей.

Я редко сочиняю такие сюжеты. Не всякая музыка это навевает. Есть композиторы, которых играешь с настроением - и все! Совсем не надо что-то выдумывать. Возьмите Шопена! Хотя нет... Четвертое скерцо!!! Оно про ангела, который еще не научился летать. Напоролся на скалу и сломал себе крылышко.